Глава 3

Мы скакали долго – встающее Солнце мы с Силаур встречали в седле. Её сильно вымотала эта скачка – за несколько часов мы покрыли чудовищное расстояние. Средиземье я знаю только по картам, но моих знаний хватило, чтобы оценить масштабы пройденного нами пути – на горизонте уже показалась заволоченная утренней дымкой башня Ортханк.

«Это врата Рохана. Великая страна, увы, уже прошедшая период своего наивысшего расцвета. Теоден оставил Эомеру огромное мелкопоместное войско, с помощью которого он подчинил себе племена дунландцев и прочих горцев, проживавших в окрестностях Рохана. Эомер оказался жестоким поработителем – он захватил несколько дунландских кланов и насильно переселил их на север. Однако в его правление отношение Рохана и Фангорна сильно натянулись – Эомер хотел превратить Изенгард в пограничную крепость, а энты же просто хотели там жить! Всё это выливалось в мелкие стычки, которые закончились тем, что энтам было предложено уйти севернее. Это была грандиозная картина – огромный лес медленно уходил в покинутый Квэтлориэн, расширенный ими на восток»,- мерно просвещал меня Голос.

«И откуда ты всё знаешь, вице-наместник?»-Голос с минуту помолчал, усмехнулся и затем ответил сквозь лёгкий смешок:

-«По воле судьбы я знаю всё! – и, помолчав ещё с минуту, продолжил,- « Король Южного Подгорного Арнора пытался захватить у Теодреда, деда Теотайна, Изенгард. После нескольких поражений, нанесённых им Арнору, тот так уверился в своих полководческих талантах, что был вдребезги разгромлен в сражении у Роханских врат. С тех пор Изенгард формально принадлежит Арнору, и Эзилькур, нынешний король Южного Арнора, пытался даже превратить Изенгард в свою столицу после того, как по Тарбад пронеслась страшная чума, унёсшая с собой много жизней. Тогда же умер и сын Эзилькура, Эзильон. Это была горькая утрата, тем более что у старого короля не было наследников,даже племянников, ибо в династической борьбе Эзилькур убрал всех претендентов на свой трон.

Однако живые люди в Изенгарде не прижились – над разрушенной крепостью витал страшный дух, зазывавший к Ортханку страшные ветра. Мало кто знает, что ветер – это горестная песнь Сарумана, дух которого вынужден по воле Единого томиться в своей цитадели. Кроме того, сотни орочьих трупов напоминали о себе ужасными зомби и устрашающими духами, бродившими вокруг древней крепости. Поэтому Эзилькур был вынужден увести с собой свой народ обратно в Тарбад, пустой, могильный город. Лишь смерть витала по покинутым улицам мёртвого города. За те несколько лет, что город провёл в одиночестве, души умершим, но не преданных огню людей превратились в чёрных духов, тревожащих и по сей день жителей города. Тысячи тел были сожжены одним разом, а мёртвые требуют почтения. Южный Арнор переживает эпоху заката, а новая война, пусть и в составе могущественной коалиции, не укрепит царство Эзилькура. Рано или поздно хилое государство будет порабощено…»,- мрачно закончил Голос.

- «Тобой?»-спросил я с определённой наивностью.

- «Надеюсь, мой друг, надеюсь…»

Об землю шмякнулось что-то мягкое: обернувшись, я увидел, что Силэур упала с Брагола и уснула на траве. Я быстро слез и положил её на свой плащ, купленный у жителей деревеньки. Плащ был широкий и тёплый, и им можно было укрыть молодое и прекрасное тело от холода. Да, оно было поистине великолепно: каждая частичка её тела была совершенна! Но более всего меня поражали её губы – холодные, тонкие, но как будто светящие тебе холодным гил гэлад – светом звёзд. Вдруг они сложились в чуть заметную улыбку, а на её лбу слегка высветилась маленькая красная звёздочка.

«Спи»,-снова возник Голос,-«Я вас поохраняю!»

И я свалился без чувств на мокрую от расы траву…

…Я стою на вершине огромной башни. Рядом со мной стоит странный мужчина с глазами, из которых лилось горе и печаль. Но в губах его можно было прочитать его надежду, которая поселилась в моём теле. Его широкие чёрные рукава, обшитые золотом, развевались на ветру вмсте с длинными, невесомыми волосами, чёрными как пепел Ородруина. Он подошёл ко мне и всего лишь посмотрел в глаза и тихо сказал: «Береги!» Посмотрев в мои глаза, он быстро развернулся и спрыгнул вниз с чудовищной высоты, после чего его огромный чёрный плащ превратился в широкие крылья, а сам он, рукокрылый, величественный, чрез мгновенье растворился во Тьме…

Подо мной было огромное, широкое плато, а вдали был только огонь и Тьма. И красная звезда, сияющая на лице Силэур…

Она смотрела мне в лицо, на её лице была лучезарная улыбка, вновь зажёгшая ей во лбу огонь.

- Вставай, я тут кое-что приготовила,- она, как лань, быстро и элегантно прыгнула к костру, у которого уже стоял горшочек с кашей, а на кинжал были нанизаны грибы и кусочки мяса.

- Откуда у тебя мясо? – удивился я, проглатывая кусок за куском, не переставая удивляться Силэур.

- Какой ты домашний!- засмеялась девушка,- Мясо – самый природный продукт. При определённой ловкости его можно добыть везде.

Только сейчас я заметил скромный самодельный лук, сиротливо валявшийся в сторонке.

- Ну ты даешь…-выговорил я, прожёвывая очередной кусок.

«С добрым утром, Олоста! – встретил меня Голос,-«Итак, планы на сегодня!»

-«Я устал. Да и…»

-«Я всё понимаю…Но работа…»-усмехнулся Голос,-«Слушай, я буду называть тебя Аруон – наследник, ибо сейчас вся надежда на тебя! Так вот, сегодня ты со своей новой знакомой заедешь в Изенгард и там отдохнёшь, почитаешь и послушаешь кое-что. Выспишься на мягкой постели, приведёшь в порядок мысли»

«Эх, и откуда этот зануда взялся?! Туда-сюда, раскомандовался!»

«Если что, Я всё слышу!»-каким-то детски обиженным тоном заявил Голос, считавший меня, видимо, своим другом. Меня это, конечно, радовало, ибо дрезей у меня было лишь трое – Брагол, Силэур, да Голос, неизвестно чей, но я догадывался, что это – вице-наместник Итилиэна, кто это ещё может быть!

На подступах к Изенгарду ещё можно было увидеть кое-какие остатки былых крепостных сооружений – всё же древние строители возводили эти стены на века. Однако  Ортханк остался нетронутым.

Обойдя его со всех сторон, я убедился, что не знаю, откуда в него надо входить. Проще говоря, отсутствие дверного проёма или, что хуже, запертой двери, обрекало нас на сон среди духов и огромных луж, не высохших за долгое время после ухода сначала энтов, а затем и испуганных арнорцев. Но выручил, как всегда, Голос, сменивший тембр и интонацию – сейчас шипел страшный, змеиный голос, повелевающий и готовый наказать за неповиновение:

-«Отвори мне врата Ортханка, скорее!»,-после чего добавил с усмешкой,- «Старикашка!»

Старикашкой оказалось страшное животное, обросшее кипой волос – это был лишённый тела дух Сарумана. Оно пригласило нас в башню снаружи и исчезло, после чего открылся маленький потайной вход, заросший плющом – внутри нас уже ждал дух.

- Проходите,- пригласил нас чистый, высокий мужской голос, исходивший от духа майа, лишённого власти, тела и жизни. Дух сделался невидим, но, однако, его присутствие угадывалось по холодному сквозняку и таинственных напевам, разносящимся по башне. В мгновение ока зажглись тысячи свечей, осветивших покинутую башню.

Моим глаза тут же увидели великолепные лепные карнизы, огромные искусные мозаики и фрески, повествующие о былых страницах жизни этого мира. Вдруг я представил себе Сарумана в третью эпоху – высокого, статного старика, который мог многое, но который поддался Тьме.

Тьма. Это страшное слово пролетело в моей голове подобно эльфийской стреле: неужели Ия буду служить ей, нет, прислуживать?

«Эх, как ты наивен, Аруон! То, что писали великие борзописцы Гондора – по большей части ложь. На самом деле грань между добром и злом намного неопределённей, чем принято считать. Летописи Минас-Тирита обычно гласят, что Гортаур Жестокий был страшным тираном, который собирался захватить весь мир для того чтобы… А для чего, Аруон, мне весь мир? Я – майа, пусть и Чёрный. Но у меня уже есть власть, данная мне не людьми и даже не Мелькором. Я – порождение Единого.

   Ты просто посмотри на всё, что говорят про меня. И про всё, что со мной связано».

«Я склонен верить…»-начал было я, но душераздирающий вопль Голоса перебил меня:

«Ложь! Чёрная ложь! Орки – те же эльфы! Только они злее, ибо Мелькор превратил их в страшных чудовищ, преданных ему и мне. Но дух эльфийский, который Мелькор не стал убивать в своих страшных порождениях, живёт и поныне. Орки стали злыми и безжалостными только потому, что их отвергли Перворожденные, смотревшие на бывших собратьев свысока, считая их мусором. И если эльф мог пощадить человека, то пощадить орка для него – невозможно! О чём это говорит?

Ты бы слышал, что пели древние орки на стенах Ангбанда, какие грустные песни струились из их искалеченных ртов, а их глаза, когда они оставались в одиночестве, были полны грусти, смертной печали за свои искалеченные судьбы, за изгнание, за травлю…

В глубинах Барад-Дура есть поистине прекрасные статуи, созданные орочьми руками для меня. И с ними не сравнятся посвящённые древним героям статуи нуменорцев! Мне их жаль…»

-«Так это что же, ты не вице-наместник Итилиэна?»- вырвался страшный вопрос.

В ответ я услышал странный смех:

-«Эх, да разве способен какой-то вице-наместник дарить тебе силу! Создавать Идеи и Мысли, собственные, неповторимые, способные звучать в лесах и долинах. Слушай…»

И по долинам разнеслась прекрасная песня, под звуки которой небо стало тёмно-голубым, и на нём выступили звёзды, тысячи, мириады. И посреди всего этого под чарующие звуки флейты на небе проступил яркий Эарендил – Венера. Ветер подпевал Саурону, вода подпевала Саурону, но более всего украсил его песнь партия Силэур, которая спела на синдарине потрясающую по силе и чистоте исполнения строчку – когда она пела, на её лице вновь сияла красная звезда, тёплая, и далёкая…

«Скоро закончит свой долгий путь в небесах Солнце.

Скоро опустится в море навечно небесная в выси Луна.

Поглотит всю Тьму и всё зло с обнажённой земли Сам Мелькор.

И новые хранители неба взойдут на престол лучезарный.

Грядёт перемена…Грядёт перемена. И слёзы омоют Арду ото зла»…

Когда последние аккорды сауроновой песни разнеслись по долине, заглядывая в каждый уголок старой крепости, проникая в каждое сердце и в каждую душу, Силэур отошла от высокого ортханского окна, посмотрела на дух Сарумана, сновавший от края чертога к краю и тихо произнесла:

- Этот голос впервые пел не на синдарине. Это он для тебя,- её зелёные глаза на несколько мгновений сокрыли веки, а когда она их открыла вновь, то тот же голос, который только что закончил петь, начал петь новую песнь: